И оживут слова. Часть II - Наталья Способина

Когда мир прекратил попытки встать с ног на голову, я медленно повернулась к Альгидрасу и прислонилась к перилам, потому что ноги держали плохо. Он стоял в полушаге от меня и внимательно вглядывался в мое лицо. В серых глазах можно было утонуть. Я подумала об этом с отстраненной обреченностью, и не было в этой мысли ни капли романтики. В эту секунду я отчетливо осознала, что все чувства, которые я испытываю к нему, какие-то уродливо-неправильные. Словно чужие, словно они не подходят мне. Возможно, во мне говорили остатки гордости или здравого смысла, но в ту секунду, когда мир едва прояснился и вдруг показался кристально-чистым и невозможно ярким, я точно увидела Альгидраса впервые. И он снова напомнил мне античную статую. Как тогда в ночи. Тогда я винила в этом лунный свет, заостривший его черты. Сейчас луны не было. Даже солнце спряталось за тучи. Однако я не могла отвести взгляда от лица напротив, впитывая в себя каждую черточку. И чем дольше я смотрела, тем лучше себя чувствовала. Словно он одним своим присутствием вытягивал меня из тошнотворного липкого дурмана, куда едва не утащило меня очередное видение.

— Кто ты? — спросила я, удивившись тому, как хрипло звучит мой голос.

Я неотрывно смотрела в его глаза в ожидании ответа. Эти глаза заслонили весь мир, стали важнее мира. И не было при этом нелепого томления или неловкости. Было четкое ощущение того, что я не смогу выжить, если его не будет рядом. Вероятно, психологи могли бы как-то увязать это с тем, что чудесным образом его присутствие помогало ослабить мой невроз, вызванный пребыванием в недружелюбной и чуждой мне среде, и что мой мозг просто фиксировался на этом человеке и выбор Альгидраса был всего лишь игрой случая, но я не была психологом. И в тот момент я не верила в случайности.

Альгидрас вздохнул, и я так четко видела его вдох, чувствовала его всем своим существом и знала, откуда-то я точно знала, что он подбирает слова, чтобы не сказать правду.

— Только не лги! — потребовала я.

— Я — тот, кого ты видишь перед собой. Не больше, не меньше.

— Я не верю тебе!

— Твое право. Но я не лгу.

Я устало закрыла глаза и запрокинула голову, стараясь собраться с мыслями. Так мы ни до чего не договоримся.

— Мне нужны ответы, — без обиняков заявила я.

Ожидала, что он рассмеется, сменит тему, как он делал всегда, однако Альгидрас серьезно кивнул:

— Спрашивай.

— Отойди, — попросила я, намереваясь спуститься с крыльца и не желая при этом коснуться хванца, который стоял недопустимо близко.

Он послушно сделал шаг назад. Я спустилась с крыльца, чувствуя отголоски головокружения, дошла до скамейки у сарая и присела на нее. Мне хотелось отойти подальше от дома, чтобы нас не услышали Радим со Златой. Альгидрас медленно спустился со ступеней и направился ко мне. Я смотрела, как он пересекает двор, и думала о том, что вот сейчас не вижу в нем ничего потустороннего, но отчего-то не могу унять сердце. А что, если он ни при чем? Если дело во мне? Вдруг я просто больна? Повредилась разумом или подхватила какую-то местную хворь… Ведь у меня, по сути дела, не было иммунитета перед болезнями этого мира. Вот что значит вырасти в семье врачей: лезет в голову всякое. Я невесело усмехнулась.

Альгидрас подхватил пустое корыто, стоявшее у стены сарая, перевернул его и положил на землю в метре от меня. Опустился на него и, подняв голову, поглядел на меня снизу вверх.

— Спрашивай, — повторил он.

Я попыталась собраться с мыслями, понимая, что вопросов слишком много и все они разные. К счастью, романтическая дурь сегодня в голове не вертелась, потому первым делом я спросила:

— Что за резьба над покоями Златы?

Взгляд Альгидраса стал настороженным. Я физически чувствовала, что ему не нравится эта тема.

— И прежде чем ты ответишь, я хочу, чтобы ты снял свои щиты.

— Что?

— Или как ты там это себе называешь?.. Я хочу чувствовать то, что чувствуешь ты. Иначе это нечестно. Ты можешь видеть мои эмоции.

Альгидрас открыл было рот, но я резко пресекла его попытку соврать:

— Не лги! В доме, когда я увидела резьбу и испугалась, ты почувствовал это. Я видела, как напряглась твоя спина. А потом мне стало плохо. И ты тоже это почувствовал. Это не в первый раз. Не нужно тратить время на обман.

Альгидрас на миг опустил голову, разглядывая свои сцепленные пальцы, а потом чуть качнул головой.

— Я не могу.

— Почему?

— Ты не понимаешь, о чем просишь. Ты — ребенок в этом мире. Наивный, доверчивый.

Я постаралась не показать, как задели меня его слова, однако тут же поняла всю недепость моих попыток: он же все чувствует.

— Ты чувствуешь каждую мою эмоцию?

Я видела, что он не хочет отвечать на этот вопрос, однако после небольшого колебания он все же кивнул.

— Ты говорил, что не мог видеть Всемилу и не видишь меня. Что это значит? Других видишь? И почему со мной все изменилось?

Альгирдас вздохнул так тяжело, что в другой ситуации я бы его пожалела, но не сейчас.

— Я не вижу других. Я знаю о них то же, что знает Радим.

Я вопросительно приподняла бровь, ожидая пояснений.

— Побратимство — не просто слово, — пожал плечами Альгидрас. — Там был обряд. Мы связаны с Радимом.

Для меня это прозвучало бредом. Однако оснований не верить ему относительно обрядов у меня не было. Альгидрас же продолжил:

— Всемилу я не видел совсем. Не знаю, почему. А тебя… тоже не видел поначалу. Только чувствовал. Как… как… огонек. Теплый. Я не могу лучше пояснить. А потом уже вот так стало.

— Отчего так стало? — негромко спросила я, даже не пытаясь осмыслить ассоциацию с теплым огоньком.

— Я не знаю, — ответил он.

— Так же не знаешь, как про отвар для Всемилы? — не удержалась я.

Альгидрас усмехнулся одним уголком губ.

— Нет. Вправду не знаю. Думаю, дело в Святыне.

— Расскажи мне о ней и… все же покажи, что ты чувствуешь, — снова попросила я. — Мне это нужно.

— Ты не понимаешь, о чем просишь, — негромко повторил он. — Я не такой, как остальные здесь. Я прошел обряд. Во мне слишком много… — он замолчал, подбирая слова, — много того, что может причинить тебе вред.

— Что это за обряд? Это же связано со святыней, да?

— Каждой Святыне нужен свой обряд. Хванскому Шару служат жрицы. Мальчик становится мужчиной, так Шар признает его своим.

Я тут же подумала о женщине, в теле которой была во сне.

— Да, — кивнул Альгидрас. — Альмира была одной из этих жриц.

— Ты читаешь мысли? — прошипела я, вмиг почувствовав себя крайне неуютно.